Интерактивная книга

От автора  |   Досье  |   Комментарии

Серов
Вадим
Васильевич

Все подробности выжигание по дереву для детей здесь.


 ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава.
Почему «голос интеллигенции не слышен» или «даже пожаловаться некому»

1.
Обычные сетования современного интеллигента: голос интеллигенции не слышен, она может говорить что угодно, приводить какие угодно (и убедительные, как дважды два) аргументы, но — его не слышат. И ежели «власть» чего-то решила, то она сделает обязательно. Хоть ты что. Хоть ты сорви этот самый голос.
И это, понятно, очень травмирует интеллигентов — тех, кто помнит советское время. Вот тогда, как то ни странно, этот самый голос слышали. А вот сейчас — как это ни странно для интеллигенции — его не слышат.
И люди интеллигентные чуть ли не с ума сходят по этом поводу. Ну, не могут они понять этого самого «бинома Ньютона»: почему?

В самом деле, вчера всё было «неправильно» (уверена интеллигенция), а вот — «голос» слышали.
А сейчас, когда это самое «неправильно» кончилось (уверена интеллигенция), его, этот «голос» — не слышат. Сколько его ни подавай.
Обидно?
Обидно.
И обидно вдвойне оттого, что интелигенции совершенно непонятно, почему это так вышло.

2.
Обидно, конечно. Чисто по-человечески. Если говорить о спонтанных эмоциях.
Но очень логично. Ибо все эти обиды только оттого, что интеллигенция не понимает другой, более фундаментальной вещи — что, собственно, было вчера, что собственно, есть сегодня.
А вчера и сегодня «жизнь» в России была устроена по–разному. Это раз.
Вчера и сегодня интеллигенция (прежде советская, сейчас РФ-ская) занимала в этой жизни совершенно разные места.
И поэтому с одного места её голос был слышан, а с другого, нынешнего, не слышен вовсе. Хоть обкричись.

Как была устроена «жизнь» вчера?
Вчера правила Компартия — какая-никакая, но социальная организация, и она имела свои социальные цели, ценности и правила. Понятно, что всё это понималось идеологически («коммунистически»), но эти цели-ценности-правила были, и он были социальными. То есть, партия устами своих агитаторов-пропагандистов говорила, зачем она, какую цель она преследует, по каким правилам она предлагает жить (хотя бы и по «Моральному кодексу строителя коммунизма»).

Какую тут роль занимала советская интеллигенция?
Важнейшую.
Предлагаемые Партией цели-ценности-правила она облекала, например, в художественную форму (фильмы, пьесы, книги), делала их тем самым более доходчивыми и доносила их до «населения» — социализировало его. По-Партийному, конечно, но — социализировало.
Да и это «по-Партийному» (или «по-советски») не стоит излишне демонизировать, потому как были среди этих самых ценностей и самые бесспорные, «общечеловеческие», известные и по Библии, и по фольклору: быть жадным — плохо, делиться — это хорошо, надо больше думать не о себе, а о людях (своем сообществе), предавать — нехорошо, и т. д. и т. п.
Она делала то, что собственно партработники делать не могли. Ну, не могли они писать книги-пьесы-музыку, снимать фильмы, сочинять песни, и т. д.

Поэтому советская интеллигенция была для той «власти» не только лицом подчиненным, но и объективным партнером, с которым нужно было разговоры разговаривать, вести диалог, слушать, наконец. И не всё, что говорили интеллигенты Партийной власти, было глупо или вредно для Партийной идеологии. Они же хотели, как лучше — как социальнее.
Поэтому не всё, говоримое ими, властями и отвергалось.

Не всё отвергалось также и потому, что у советских интеллигентов было сильное полемическое или риторическое оружие, данное им самой же Партией — те самые её цели-ценности-правила, вся её аксиология и вся её риторика. Фигурально говоря, интеллигенты «ловили на слове» руководящих Партийцев. Им всегда можно было, например, сказать: вы говорите, что Родину надо любить и защищать. Конечно. Но разве природа нашей страны — это не Родина, не часть её? Часть. А что у нас с природой делается? Так что давайте «ситуацию исправлять». И т. д. и т. п.

И, скажем, в деле природоохраны голос советской интеллигенции был слышен неплохо. Так, скажем, было время, когда советские же ретивые хозяйственники (подзуживаемые национально-региональными князьками) задумали сибирские реки вспять повернуть, чтоб они Узбекистан или Казахстан орошали. А это было глупо, и вредно, да и последствия этого проекта тогда даже никто не просчитал. Словом, было ясно, что делать это — нельзя.
О том и стали говорить известные советские писатели, и «власть», как мы помним, отступила — идея переброски сибирских рек была похоронена.

3.
Понятно, что на фоне этого славного вчера глухое сегодня российских интеллигентов удручает.
Он понимают, что теперь «власть» делает, всё что хочет. И их голос тут вовсе никому не интересен. Их не слышат, потому что их просто не слушают и слушать не хотят.
Налицо явная перемена их статуса, которая выражается простой мыслью — эта интеллигенция этой власти не нужна.
Власть интеллигенции — нужна, а она «власти» — нет.

И это, конечно, интеллигенцию очень огорчает. Это новая для неё (помнящей советские порядки) ситуация и ситуация крайне неприятная.
И они искренне не понимают, что, собственно, изменилось. Почему всё так?

Отступ. 1.
О чем, кстати, сказал и сам Юрий Бондарев, поборовший в советское время этот мега-проект по переброске сибирских рек.
Так, он говорит («Комсомольская правда», 16 марта 2004 г.): «Я, например, много лет воевал против поворота северных рек. И мы в конце концов добились своего. Этот безумный проект отменили. Тогда писатели, академики имели большую силу. Тогда. Сейчас, возникни подобный проект, неизвестно еще, как сложилось бы… Не знаю, кто сейчас имеет силу, влияющие на судьбоносные для страны вещи. Вот что меня тревожит».
Это тут очень характерно: «Не знаю, кто сейчас имеет силу…».

Тут самое место вспомнить известную историю про девочку, которая неловко упала, ушиблась и заплакала. Он плакала, пока в комнате были взрослые, а когда они оттуда вышли, она плакать перестала. Когда ж её спросили, чего, мол, ты сейчас-то не плачешь, она с детской непосредственностью ответила: «А сейчас мне плакать некому…».

Так и с нашей интеллигенции — «плакать» её сейчас некому.
Организованной социальной Силы, со своими — и гласно заявленными — целями, ценностями и правилами — в стране нет. Есть просто чиновники — вольные и бесконтрольные.
Какая у них может быть аксиолоия (система ценностей)?
Никакой не может быть.

Потому что они прекрасно понят, на чем «подорвалось» партийное чиновничество — на своих же правилах, которые оно соблюдать не смогло или не захотело. И потому палка колбасы в продовольственном пайке («заказе») у партийного чиновника, говорившего (вот только что) о равенстве и «социальной справедливости» людям, у которых этой колбасы не было, била прямо по нему. И больно — до тех пор, пока его вместе с его Партией не убила окончательно. Политически, понятно.

Потому что у чиновника, если у говорить о правилах, одно правило — бегать от всякой ответственности. А тут ему предлагается и отвечать за декларируемые правила, и самому их соблюдать — и первому.
Какой чиновник на это пойдет?
Никакой. «Дурних нема».
Вот они не идут.

Поэтому никаких правил или ценностей — только законы. И, если что, граждан всегда можно послать на тр буквы — « в суд». Считаете, что я что-то нарушил, в чем-то неправ? Ну, так обращайтесь в суд.
А суд — это очень удобно.
Потому что там сидит судья, которые судит по законам, принятым чиновниками же, и потому эти законы суть их законы. А свои законы «своему человеку» неопасны.
Потому что там судит местный судья, с которым местный чиновник просто не может не договорится.
Так что, это очень удобно — «обращайтесь в суд».

4.
Поэтому и голос интеллигенции не слышен, то «социализм кончился (в том смысле, что ушла из жизни социальная правящая сила), и слушать его просто некому. Она правящему высшему чиновству (Олигархии) просто не нужна.
В отличие от той же Партии, которой она была нужна.
И это «нужна», кстати, многое в отношениях Партия-интеллигенция объясняет: и то, что Партия была вынуждена слушать голос своей «правильной» интеллигенции, и следить за тем, чтобы она была «правильной». Отсюда же и мелочная её опека, и контроль за кругом её чтения (чтоб не читала «вредных» книжек), и за её поведением, и острая реакция на её «неправильные» заявления, и пр., и пр.

Всё логично: ведь Социальная сила и высшее чиновство (олигархия) — это разные сущности.
А коль скоро они разные, то и интересы у них — разные тоже.
Социальная сила заинтересована в том, чтобы социализировать «население», бесхозные чиновники (Олигархия) заинтересованы в том, что легитимизировать, оправдать свой беззаконный статус «слуги», ставшего хозяином».
Значит, что для них важно?
Известно: то, что в России называется «выборы».

То есть, тут интерес особый, отличный от интереса Социальной силы — не социализирующий, но сугубо электоральный.
А это уже само по себе объяснение.
Ведь известно: судьбу манипулятивной операции по имени «выборы» определяет большинство, то есть, массы. А массы не книжки читают, а смотрят телевизор. А там — «звезды».

Поэтому Олигархии нужны не интеллигенты, а «звезды» — ибо он влияют на «население».
Поэтому Олигархии важно, чтобы они говорили «правильные» вещи, что они делают. На то они и «звезды».

Поэтому по тому или иному важному вопросу телеведущий спрашивает мнение не специалиста по этому вопросу, какого-то академика-интеллигента, а Аллу Пугачеву или Надежду Бабкину.
И те с удовольствием отвечают.
И что характерно — отвечают всегда «правильно». То есть, как надо.

5.
Поэтому, как говорят многие, «и даже пожаловаться некому».
Потому что раньше жаловаться (памятуя советский опыт с его парткомами) можно было на что?
На нарушение тех социальных правил, которые сама правящая Социальная сила и объявила.
Поэтому раньше жаловаться (памятуя тот же опыт) тут можно было кому?
Конечно, этой же самой социальной Силе (её местному представителю), живущей по объявленным ею же социальным правилам или. По крайне мере, требующей такого «жития» от всех прочих и следящих за их всеобщим соблюдением.

А сейчас?
А сейчас ничего социального нет — ни самой Социальной силы, но её социальных правил, ни её социальности, ни, соответственно, «просто общества» (того «поля», в котором социальные силы и правила действуют).
А сейчас есть только бесхозные чиновники и всецело зависящее от них подвластное им «население».
А сейчас действуют не правила и не законы, порождаемые Социальной силой законы, а воля самих этих бесхозных чиновников, которую они оформляют в виде законов.
Притом, что это чиновство, как коллективный хозяин закона, эти законы логично считает для себя необязательными. Это же — его законы.
Потому и отношение к ним известно, какое, по принципу «хозяин-барин»: хочу — следую закону, хочу — решаю вопрос иначе.

Словом, жаловаться некому — нет ни социальной Силы, ни общества.
Потому одни могут делать, что угодно, другие — говорить что угодно.
Притом, понятно, что каждый останется при своем.

6.
Словом, ответ на оба этих вопроса один — асоциальность. Не в том, понятно, смысле, что есть-де у нас асоциальные (незаконопослушные люди), а в самом глубоком смысле этого слова.

Асоциальность — это бульон, в котором вырастает Олигархия.
Асоциальность — это отсутствие правящей Социальной и социализирующей (превращающей «население» в общество) силы и, следовательно, отсутствие собственно общества и собственно государства (организованного общества).
Асоциальность — это наличие бесхозных чиновников, государственных чиновников в отсутствие государства, слуг, ставших хозяева.
Асоциальность — это отсутствие собственно общества.
Асоциальность — это логичное следствие первого, другого и третьего, то есть, ситуация, когда «голос интеллигенции не слышен» и «даже пожаловаться некому».